Что означает выражение «у него есть яица»?
Один из возможных ответов дан в книге Пьюзо «Крестный отец». Именно в книге, а не в фильме. Все кто когда-либо смотрел фильм вероятно помнят историю магната Джека Вольца, который не хотел давать роль в фильме Джонни Фонтена.
Вольц отказывает консильери Тому Хагену. Тот раскланивается: «Мистер Корлеоне предпочитает узнавать дурные новости сразу». А дальше в фильме Вольц проснувшись в ужасе обнаруживает у себя в постели отрубленную голову племенного скакуна, приобретённого за 600 000 долларов (сумасшедшие деньги по тем временам).
В книге есть сцена, которая должна была бы быть между этими эпизодами.
Сцена в которой объясняется как и почему было принято именно подобное решение.
Консильери прибывает к дону Карлеоне и пересказывает ему все во всех деталях.
Выслушав все, дон задает вопрос:
— У него есть реальные яица?
(Интересно, что в многочисленных русских изданиях книги это часто переводят либо как «В нем есть настоящая мужественность?», либо как «Есть в этом человеке настоящая крепость?» — слишком напыщенно и высокопарно для дона Карлеоне).
Дон спрашивает есть ли у Вольца яица. Том задумался. Что имеет в виду дон? За многие годы жизни и работы с доном Том Хаген убедился, что тот мыслит оригинально и часто совсем иными категориями, чем все прочие. Понятия дона несколько отличаются от понятий других людей, и словам он часто придает особый смысл.
Что имеет в виду дон? Сильный ли у Вольца характер? Или воля? Смел ли он? Решительный? Настойчивый? В общем-то да... Но дона, очевидно, интересует не это.
Если он из уличных торговцев дорос до хозяина киноимперии, то, вероятно, пробивные качества у него есть. Если не испугался отказать дону Карлеоне — значит не из пугливых.
Сможет ли продюсер не испугаться угроз? Готов ли он пойти на колоссальные убытки, если разразится крупная забастовка, задержку съемок, на бурю, которую поднимет сообщение о том, что главный актер студии употребляет героин (чем его пугали)? Да, пожалуй. Но и не это опять-таки имеет в виду дон.
Наконец Хаген нашел правильное истолкование: достанет ли Джеку Вольцу крепости идти до конца? Поставить на карту всё?
Консильери улыбнулся. Он не часто позволял себе это в серьезных разговорах, но тут не удержался.
— Иначе говоря, сицилиец ли он? — переспросил он дона Корлеоне.
И когда тот удовлетворенно кивнул, Хаген решительно ответил:
— Нет. Он не сицилиец.
Ответ был однозначным.
И решение дона тоже было вполне однозначным. На следующий день он позвал к себе Тома Хагена и дал ему подробные указания. Не было сомнений, что дон решил проблему и что Вольц завтра же утром позвонит и сообщит, что Джонни Фонтена получил главную роль в новом военном фильме.
Так это действительно и случилось.
Теперь вопрос: почему решение дона зависело от ответа на вопрос «Does this man have real balls»? Что меняло то обстоятельство, что Вольц не сицилиец?
О Вольце было известно, что он богат, что у него обширные связи. Что он с легкостью переступает закон. Что он «лютый волк в беззащитном стаде юных кинозвездочек, отданных ему на расправу». Что его дочь вышла замуж за английского лорда, сын взял в жены итальянскую принцессу. Вольц был членом Консультативного совета при президенте США.
Хаген видит, что он упоен своим всемогуществом. Жесты и движения Вольц были чрезвычайно энергичными. Как и дон Корлеоне, он чувствовал себя хозяином в своем мире и привык повелевать, не опасаясь непослушания.
Он говорит Хагену во время первой встречи: «Плевал я на всех бандитских мафиози. Думаю, имя Джона Эдгара Гувера знакомо даже вам. Это мой близкий друг. Стоит мне сказать ему, что вы меня достаете, вам, голубчикам, не поздоровится».
Пьюзо пишет: «Вольц чувствовал себя в безопасности, власть дона Корлеоне была ему не страшна. В самом деле, что Вольцу бояться дона Корлеоне? С такими связями в высших политических кругах, таким козырем, как знакомство с шефом ФБР, с неограниченными средствами и неограниченной властью в кинопромышленности… Любой здравомыслящий человек — и Хейген в том числе — счел бы, что Вольц правильно оценивает свое положение. Если продюсер согласен нести потери, которые повлечет за собой забастовка, дону к нему подобраться неоткуда».
Вольц может себе позволить ультимативно завершить разговор:
— Ну, довольно, поговорили. Не хватало еще, чтобы мне всякая шпана диктовала свои условия. Это я ей диктую условия. Стоит мне поднять трубку — и вы, любезнейший, будете ночевать за решеткой. И пусть только ваши мафиози рискнут сунуться ко мне... от вашего мистера Корлеоне мокрого места не останется. Я пущу в ход тяжелую артиллерию. Даже если мне придется для этого пустить в ход мои связи в Белом доме. ..
Если бы Хаген пришел к выводу, что у Джека Вольца реальные яица, то резать голову скакуну бы не стали. Это было бы бессмысленно. И даже опасно.
Вольц мог тоже очень сильно навредить дону Карлеоне, который шел в сторону отмывания своего имиджа и своих капиталов. Вольц мог бы натравить на него ФБР, полицию, журналистов, минюст... Он мог бы обратится к другим головорезам...
Если бы он только был сицилийцем. Но он им не был. И обнаружив в своей постели голову лошади Хартум... Коня, за которого он заплатил астрономическую сумму: шестьсот тысяч долларов. О котором он объявил, что самый быстрый в мире скакун больше никогда не будет принимать участия в соревнованиях, а будет использован только для спаривания на его конюшне. Увиденное сразило его, как сильнейшая физическая боль. Словно его ударили в грудь тяжелой кувалдой. Сердце остановилось, потом бешено заскакало. Вольца вырвало прямо на роскошный ковер, устилающий пол спальни.
Перед ним в луже уже запекшейся крови
на краю постели была черная, со звездочкой
во лбу, голова знаменитого жеребца.
Белыми нитями торчали сухожилия.
Прекрасная морда была в пене, из огромных
глаз исчезло золотое сияние и они
подернулись тусклой мутью. Ужас,
охвативший Вольца, был дикий, животный.
Удар, нанесенный ему, был страшным. У кого же смогла подняться рука на безвинного коня ценой в шестьсот тысяч долларов? Кем надо быть для этого?
Без всяких предупреждений. Без единой попытки найти компромиссный вариант. Не поддающаяся логике жестокость жеста указывала на полное пренебрежение к человеческим законам, писанным и неписанным. Тот, кому пришло в голову совершить подобное, не считается, очевидно, ни с богами, ни с людьми, а живет по собственным правилам и понятиям. И обладает при этом такой силой и изобретательностью, что никакая охрана ему не препятствие.
И все. При всех своих недостатках Джек Вольц был все же далеко не дурак. Человек неглупый, только в высшей степени самоуверенный, он понял, что заблуждался. Чтобы убедить его, просто требовались доказательства.
Предъявленные ему доказательства были более, чем убедительны. Больше всего его ошеломило, с какой небрежной легкостью этот неведомый Корлеоне погубил прославленного на весь мир драгоценного коня, стоящего шестьсот тысяч долларов. Шестьсот тысяч! А ведь это только первый шаг. Первая ставка в их партии.
Ему продемонстрировали цену конфликта. И характер конфликта. И на этот раз он все понял правильно.
Вольц содрогнулся. Он подумал о той жизни, которую себе создал. Ему всего удалось добиться. Он богат. К его услугам самые обворожительные женщины в мире, стоит лишь поманить их пальцем и обещать контракт. Его приглашают на свои приемы короли и королевы. У него есть все, чем власть и деньги способны украсить человеческое существование. Надо сойти с ума, чтобы поставить такую жизнь на карту ради пустой прихоти. Из-за принципа? Из-за каприза? Нет, он еще не сошел с ума.
И через несколько часов режиссер-постановщик позвонил Джонни Фонтена и сказал ему, чтобы с понедельника приступал к работе.
Один из возможных ответов дан в книге Пьюзо «Крестный отец». Именно в книге, а не в фильме. Все кто когда-либо смотрел фильм вероятно помнят историю магната Джека Вольца, который не хотел давать роль в фильме Джонни Фонтена.
Вольц отказывает консильери Тому Хагену. Тот раскланивается: «Мистер Корлеоне предпочитает узнавать дурные новости сразу». А дальше в фильме Вольц проснувшись в ужасе обнаруживает у себя в постели отрубленную голову племенного скакуна, приобретённого за 600 000 долларов (сумасшедшие деньги по тем временам).
В книге есть сцена, которая должна была бы быть между этими эпизодами.
Сцена в которой объясняется как и почему было принято именно подобное решение.
Консильери прибывает к дону Карлеоне и пересказывает ему все во всех деталях.
— У него есть реальные яица?
(Интересно, что в многочисленных русских изданиях книги это часто переводят либо как «В нем есть настоящая мужественность?», либо как «Есть в этом человеке настоящая крепость?» — слишком напыщенно и высокопарно для дона Карлеоне).
Дон спрашивает есть ли у Вольца яица. Том задумался. Что имеет в виду дон? За многие годы жизни и работы с доном Том Хаген убедился, что тот мыслит оригинально и часто совсем иными категориями, чем все прочие. Понятия дона несколько отличаются от понятий других людей, и словам он часто придает особый смысл.
Что имеет в виду дон? Сильный ли у Вольца характер? Или воля? Смел ли он? Решительный? Настойчивый? В общем-то да... Но дона, очевидно, интересует не это.
Если он из уличных торговцев дорос до хозяина киноимперии, то, вероятно, пробивные качества у него есть. Если не испугался отказать дону Карлеоне — значит не из пугливых.
Сможет ли продюсер не испугаться угроз? Готов ли он пойти на колоссальные убытки, если разразится крупная забастовка, задержку съемок, на бурю, которую поднимет сообщение о том, что главный актер студии употребляет героин (чем его пугали)? Да, пожалуй. Но и не это опять-таки имеет в виду дон.
Наконец Хаген нашел правильное истолкование: достанет ли Джеку Вольцу крепости идти до конца? Поставить на карту всё?
Консильери улыбнулся. Он не часто позволял себе это в серьезных разговорах, но тут не удержался.
— Иначе говоря, сицилиец ли он? — переспросил он дона Корлеоне.
И когда тот удовлетворенно кивнул, Хаген решительно ответил:
— Нет. Он не сицилиец.
Ответ был однозначным.
И решение дона тоже было вполне однозначным. На следующий день он позвал к себе Тома Хагена и дал ему подробные указания. Не было сомнений, что дон решил проблему и что Вольц завтра же утром позвонит и сообщит, что Джонни Фонтена получил главную роль в новом военном фильме.
Так это действительно и случилось.
Теперь вопрос: почему решение дона зависело от ответа на вопрос «Does this man have real balls»? Что меняло то обстоятельство, что Вольц не сицилиец?
О Вольце было известно, что он богат, что у него обширные связи. Что он с легкостью переступает закон. Что он «лютый волк в беззащитном стаде юных кинозвездочек, отданных ему на расправу». Что его дочь вышла замуж за английского лорда, сын взял в жены итальянскую принцессу. Вольц был членом Консультативного совета при президенте США.
Хаген видит, что он упоен своим всемогуществом. Жесты и движения Вольц были чрезвычайно энергичными. Как и дон Корлеоне, он чувствовал себя хозяином в своем мире и привык повелевать, не опасаясь непослушания.
Он говорит Хагену во время первой встречи: «Плевал я на всех бандитских мафиози. Думаю, имя Джона Эдгара Гувера знакомо даже вам. Это мой близкий друг. Стоит мне сказать ему, что вы меня достаете, вам, голубчикам, не поздоровится».
Пьюзо пишет: «Вольц чувствовал себя в безопасности, власть дона Корлеоне была ему не страшна. В самом деле, что Вольцу бояться дона Корлеоне? С такими связями в высших политических кругах, таким козырем, как знакомство с шефом ФБР, с неограниченными средствами и неограниченной властью в кинопромышленности… Любой здравомыслящий человек — и Хейген в том числе — счел бы, что Вольц правильно оценивает свое положение. Если продюсер согласен нести потери, которые повлечет за собой забастовка, дону к нему подобраться неоткуда».
Вольц может себе позволить ультимативно завершить разговор:
— Ну, довольно, поговорили. Не хватало еще, чтобы мне всякая шпана диктовала свои условия. Это я ей диктую условия. Стоит мне поднять трубку — и вы, любезнейший, будете ночевать за решеткой. И пусть только ваши мафиози рискнут сунуться ко мне... от вашего мистера Корлеоне мокрого места не останется. Я пущу в ход тяжелую артиллерию. Даже если мне придется для этого пустить в ход мои связи в Белом доме. ..
Если бы Хаген пришел к выводу, что у Джека Вольца реальные яица, то резать голову скакуну бы не стали. Это было бы бессмысленно. И даже опасно.
Вольц мог тоже очень сильно навредить дону Карлеоне, который шел в сторону отмывания своего имиджа и своих капиталов. Вольц мог бы натравить на него ФБР, полицию, журналистов, минюст... Он мог бы обратится к другим головорезам...
Если бы он только был сицилийцем. Но он им не был. И обнаружив в своей постели голову лошади Хартум... Коня, за которого он заплатил астрономическую сумму: шестьсот тысяч долларов. О котором он объявил, что самый быстрый в мире скакун больше никогда не будет принимать участия в соревнованиях, а будет использован только для спаривания на его конюшне. Увиденное сразило его, как сильнейшая физическая боль. Словно его ударили в грудь тяжелой кувалдой. Сердце остановилось, потом бешено заскакало. Вольца вырвало прямо на роскошный ковер, устилающий пол спальни.
Удар, нанесенный ему, был страшным. У кого же смогла подняться рука на безвинного коня ценой в шестьсот тысяч долларов? Кем надо быть для этого?
Без всяких предупреждений. Без единой попытки найти компромиссный вариант. Не поддающаяся логике жестокость жеста указывала на полное пренебрежение к человеческим законам, писанным и неписанным. Тот, кому пришло в голову совершить подобное, не считается, очевидно, ни с богами, ни с людьми, а живет по собственным правилам и понятиям. И обладает при этом такой силой и изобретательностью, что никакая охрана ему не препятствие.
И все. При всех своих недостатках Джек Вольц был все же далеко не дурак. Человек неглупый, только в высшей степени самоуверенный, он понял, что заблуждался. Чтобы убедить его, просто требовались доказательства.
Предъявленные ему доказательства были более, чем убедительны. Больше всего его ошеломило, с какой небрежной легкостью этот неведомый Корлеоне погубил прославленного на весь мир драгоценного коня, стоящего шестьсот тысяч долларов. Шестьсот тысяч! А ведь это только первый шаг. Первая ставка в их партии.
Ему продемонстрировали цену конфликта. И характер конфликта. И на этот раз он все понял правильно.
Вольц содрогнулся. Он подумал о той жизни, которую себе создал. Ему всего удалось добиться. Он богат. К его услугам самые обворожительные женщины в мире, стоит лишь поманить их пальцем и обещать контракт. Его приглашают на свои приемы короли и королевы. У него есть все, чем власть и деньги способны украсить человеческое существование. Надо сойти с ума, чтобы поставить такую жизнь на карту ради пустой прихоти. Из-за принципа? Из-за каприза? Нет, он еще не сошел с ума.
И через несколько часов режиссер-постановщик позвонил Джонни Фонтена и сказал ему, чтобы с понедельника приступал к работе.
Комментариев нет:
Отправить комментарий